 
Будьмо Рак Александру
Раз уж кушать вино, то давай из чаши, Чтобы сразу забыть, пусть не чувства наши, . А хотя бы урчанье и смрад параши
Тех отечеств, где мы честь имели скрыться, Не пытаясь за жопу схватить жар-птицу, Чтобы в верхних слоях атмосферы слиться
С предержащими власть и раздел реалий, Став привычным звеном в череде каналий, И ронять с высоты не дерьмо, а таллий,
В крайнем случае, можно и златом какать, А ещё — президентшу за сиськи лапать И плевать свысока на того, кто лапоть,
Как сегодня и мы, в поте хлеб насущный Добывающие, не из кровь сосущих Насекомых, разряда лавровых кущей,
А дрожащие твари, что прав не имут, Те, что произведут всё вокруг и сгинут, И которым ещё иногда подкинут
Пару гривен на жизнь, чтоб не сдохли сразу, А то нечем будет кормить заразу Государства калиновых бед и сглаза
Постсоветских надежд на царя-мессию, С постоянной оглядкой на мать-Россию,- Мол, помогут избегнуть апоплексию
И паралич родимой страны указом, Это царь, а Россия поможет газом... И мы, скушав по чаше, идём к лабазу
Прикупить в долг вина, до подачки нищим, Т. е., зарплаты своей на вино и пищу, Да и то не хватает; не зрелищ ищем,
А чего бы украсть у нахальных новых Устроителей жизни, костей моржовых, Чтобы снова наполнить свои ендовы
И поднять тост обычный: за их могилы И детей их в гробах, дай нам, боже, силы Лицезреть, а пророческий тон Сивиллы,
Если даже аукнеться, чтоб во благо, Как бутылка пива, а не мальтбодяга, Для народа страны золотого флага,
Ибо цвет на другой его половине - Голубого неба — неприличен ныне, Из-за власти, правящей на Украине. 15.07.2010
Мы отныне теперь и здесь:
Блажэнный Вадим. Пульс безжизненных страстей Бледнов Сергей. Косточки вишни http://novlit.ru/blednoffsergei Видеоканал ЧЕГО ЖЕ РАДИ на Rutube Гирлянова Ирина. Слоны и не только http://novlit.ru/girlyanovaira Гонтарева Людмила. Дрессировка мужчины http://novlit.ru/ludmilagontareva21 Гонтарева Людмила. Мы войну объявим только завтра http://novlit.ru/ludmilagontareva2 Гонтарева Людмила. Я была три тысячи лет вперёд http://newlit.ru/~gontareva/4166.html Грибанов Анатолий. Шествие по ночному городу http://novlit.ru/gribanovanatolyi1 Грувер Аня. Всё запредельно Пасенюк Вячеслав. На два голоса http://novlit.ru/pasenyukvyacheslav Пасенюк Вячеслав. Второй привет пульcара http://novlit.ru/pasenyukvyacheslav2 Рак Александр. Звёздная лавка Рак Александр. Неевклидова геометрия http://novlit.ru/rakaleksandr2 Сигида Александр. Сон при солнце http://novlit.ru/aleksandrsigida Сигида Александр. Нечто новое http://novlit.ru/aleksandrsigida2 Синоптик Сергей. Прогноз погоды Смирнова Анастасия. Небо шестое, последний этаж http://novlit.ru/anastasiyadekabrskaya Сусуев Геннадий. Глокая куздра http://novlit.ru/susuevgennadiy Ткаченко Юрий (Перехожий). Нотатки паладина http://novlit.ru/tkachenkoyuriy Хубетов Александр. Блуждающий в океане http://novlit.ru/alexandrhubetov Чего же ради 2 https://sites.google.com/site/cegozeradi2 Чего же ради. Новый СТАН. Центральный сайт Чёрный Сергей. Государыня Елизавета Чёрный Сергей. Городские сезоны Чёрный Сергей. Лирика донбасских подворотен Чёрный Сергей. Сто сонетов Елизавете Каплан http://newlit.ru/~chyorny/4487.html
Обычный майский день 1 Нынче красок первородности Больше — от избытка сырости. У весенней всепогодности Наши области в немилости.
Вот стою с зонтом и в ботиках И молчу: идти ли лужею? Тут на лодках или плотиках Нужно двигаться меж сушею.
Островков как мало, господи, Да и те в грязи, как выстлали. А на небе — аки копоти, Тучных стад, сюда их выслали.
И течёт, течёт небесное, Не уймётся, не упарится, Гром гремит, водица пресная, Словно Ниагара валится.
И рычишь от безысходности, Выбирая направления. Воздух тот-же, низкой плотности, Только область невезения...
Через час прошло — отрезало, Развиднелось, солнце скалится. Будто кто заткнул у гейзера Жерло суковатой палицей.
Все меняется и движется, Что-то с климатом неладное, Даже листик не колышется, А с земли несет прохладою.
Нет причин для снисхождения Вероятной математики В вольной плоскости скольжения Реализма и прагматики.
А вокруг великолепие Раннемайских красок утренних, Нет различия нелепее С красотой печалей внутренних.
Чтишь, как правило, традиции И плывешь вниз, по течению, А куда девать амбиции, Что внахлест на огорчения?
Лизоблюдские фантазии И не крикнуть: революции! Ночью вышло безобразие, - Как у юноши — поллюции.
Тишь да блажь до изумления, Вызывает приступ ярости. Подскочило вверх давление, Вот-те раз, - наверно, к старости.
Вот-те два, - сказало облако И с небес как-будто плюнуло Мелким градом — райским яблоком - Каку фермерам подсунуло.
Серебристый дождь и солнечно, И по всем фронтам цветение. Поднесу букетик горничной Молодого поколения,
Не в насмешку априорности, А культура поведения. Люди — куры мелкой сорности, Как ошибка провидения.
Время кружится по эллипсу И довольно-таки, медленно. Передали тут по телексу: Завтра дождь и будет ветренно.
2 Все меняется и движется, Вот и власть, почти что новая. Как история не пишется, Власть всегда одна — хреновая.
Вечно сытые, довольные Рожи наших управителей, Вон маячат, малохольные, В телерамке, небожители.
Присмотритесь пару месяцев Основательно, без паники, Изучая околесицу, Что несут переизбранники.
Оцените ситуацию, Интегрируйте правительство И линяйте в эмиграцию, Поменяв и место жительства,
И нахлебников-правителей, Мелких бесов-отхлебателей, Околоточных блюстителей И налоговых искателей,
Попрошаек-разрешителей И рвачей-клятвопредателей, Крупновзяточных любителей И предвзятых заседателей,
Депутатов-вымогателей И мажорных нарушителей, Пирамидооснователей И таможенных гнобителей, -
Есть возможность, мажьте ролики И линяйте из отечества. Не хохлы вы, алкоголики, Вы — реальность человечества.
Вы чего-то производите, Что-то жнёте, что-то сеете, Огороды им городите, И чего с того имеете?
Пару гривен, кукиш с маслицем, Да и те сожрёт инфляция, Вы молчите, Сыхив с Дарницей, А у греков демонстрации,
Жгут во Франции автобусы, Лондон, Рим, Мадрид — на улицах, Словом, все трудяги глобуса За свои права не судятся,
А воюют с олигархией, Кто плакатом, кто булыжником, Только вы, своей епархией, В президенты шаромыжника,
Недотёпу и с судимостью, - Пусть, бандит, но все же, вроде наш, - Выбрали, евонной милостью, Может, лучше станет Родина.
Ничего здесь не изменится С воцарением охальника, Олигархия не делится С тем, который не в начальниках,
Есть возможность — мажьте ролики В государстве ожидания, Вы не свиньи и не кролики, Чтоб вот так вот, на заклание
Чьей-то прихотью съитожено Достояние республики, Сдохнуть вам быстрей положено На потеху праздной публике.
Вы — толпа производителей, Неизбежность прилагательных Капиталу потребителей, Что-то, вроде, обязательных
Отчислений подаяния, Что окупятся сторицею, А держать на расстоянии Вас обязана милиция,
СОБР, ОМОН и псы-хранители, Институты демократии, Чтобы грабилось кормителям И их приближенной братии
И комфортней, и объёмнее, И вольготней, и напористей. Вы становитесь бездомнее, Так бегите же от горестей,
От безденежья, бесправия, Безнадёги, бессловесности В страны бывшей Югославии, Европейские окрестности,
Аргентину и Бразилию Тихой сапой, леткой-енькою, Батьківщина изобилия Стала мачухой, нє нєнькою.
Снисхождения стяжателей Не дождетесь, не обломится, И не сбросит угнетателей, Словно встарь, казачья вольница.
Есть возможность — мажьте ролики И линяйте из отечества, Вы — не малороссы-нолики, Вы — обычное купечество.
Вы уже мотались в турции, Польши, венгрии, словакии; Барабан, Дагон и Кунцево Состояли с вами в браке и
Вы уже почти свободные, Через крови-поты многия, Но властители народные Вас хотят иметь убогими,
Ибо, легче управляется Люд, ни гривны не имеющий, Не дерётся, не кусается, Как тот, чем-нибудь владеющий.
Вас ограбит скоро вчистую Сей режим марионеточный, Не мечтайте, вам не выстоять В Украине оперетточной.
Разбегайтесь, обыватели, Умножать чужие корысти, Раз властители, по матери, И не имут сраму-совести,
И не рвутся, и не чешутся Улучшать доходы нации. Если вы собрались вешаться, Может, после, в эмиграции?
Жизнь в чужбине не курортная, Но гораздо меньше горечи. Что ж, прощай, страна добротная, Була нєнькой, стала — сволочью.
25-28.05.2010
Государыня Елизавета
Ты сегодня один на один с тишиной И безверием ночи, Выпьешь с мёртвой водой этот воздух больной, Раздирающий сердце на клочья. И застынет звенящего эха пчела, Как забытая кружка тепла.
Ты, вращаясь в огне этих робких минут Расставаний и были, Ждёшь, когда же тебя хоть тоской помянут, Расплескавшейся в злости и пыли. Но не лги: важен лишь головы оборот Или вся она, кто не придет?
Не спеши снять невольную тяжесть оков С одиночества раны. Откровенья ползущих минут, как веков, Не имеют конца и изъяна. Только стрелка парит в ожиданьи хлопка... Почему же ты так далека?
Как восходит щемящее чувство зари В глубину пустоцвета! А куда улетели твои снегири, Государыня Елизавета? Снегири здесь давно не трещат, не поют, Лишь ликует вороний салют.
Даже если вернуться в забытые сны Хватит чувства и воли, Вряд ли вылечишь боль новогодней сосны Ожерельем наплаканной соли. Только пылью за год обрастёт мишура И остынут уголья костра.
Не смотри, не достигнешь, небось, высоты, Размыкая границы. Ожиданием страсти здесь дышат цветы И летят перелётные птицы. В духоте разберись, кто ненужен, кто свят И какой намечается ад.
А по скошенной памяти колкой стерне Пробежаться, хоть взглядом. Мор забытой вины не утопишь в вине И мажорным не выкрасишь ладом. Проклиная свой крест за столетья суда И бесстыжую ночь в никуда.
И от строгости линий рычит самолёт В поднебесье исхода. Каждый сам выбирает себе эшафот, - Это боль и, конечно, свобода. В черноту этих красок мы погружены И уже никому не нужны.
И опять облетают в бесплотную даль Расстоянья и встречи. И тяжёлая лунная златоэмаль Снова звёзды и души калечит. Не моли, у печали своей в поводу, Одинокую вспомнить звезду.
Лебединая подлость и жест в окоём, Обнищающий души, Коль за жизнь не заплачено долгим рублём В перекрестках ненайденной суши; Где мадонна с младенцем не стоит стиха За исполье беды и греха.
Выжечь ренту валентной, горчичной тоски - Не хватает упрёка. А орехи и шишки текут вдоль реки, Восходя до границ солнцепёка. Бег минут переменчив, как всякая ложь. Что ж ты ждёшь? Что ж ты ждёшь? Что ж ты ждёшь...
Как ложатся на белом холсте забытья Строчки прежней любови. И безвинная глупая верность твоя, Воплощённая в стон послесловий. Ты — свидетель, озябшего чувства истец И ответчик разбитых сердец.
Ты сегодня проснешься в незримую тишь На исходе билета. Все уходит, и ты уже не прилетишь, Государыня Елизавета. Затвори же калитку в ненайденный рай И на жизнь без любви покарай.
Мы разрезаны острым дамасским клинком На неравнык части. Кто-то напрочь забыт, кто-то плачет, о ком? Кто тасует козырные масти? И на скомканном ложе сухих лепестков Наша нежность уходит с лотков.
Я к тебе восхожу, словно в горечь орбит, В немудрённые ласки. А часы отстучат заповеданный хит И оденут зелёные маски. Свята призрачность лжи подвенечных одежд И давай проживём без надежд.
Облетишь, не считая сады и тиски, В обаяние ночи. И на зеркале рыжем остынут виски В жерновах иудейских отточий. Даже в солнце стальном истончается лик... Я молюсь. И преследую блик.
Июль 2003
Лизкино танго-а-секси
Полусюр 2003, опус 782, кампус 3 Камбуз: кушать подано
Пандус: Лизка — огрызком, глотком флер-д-оранжа, Ноткой Шарлотты Бронте. Как я любил это грешное банджо Из глубины декольте. Ночи короче, но мазаны миром, Звёзды твои прощены. Лунные свечи горят по трактирам И никому не нужны. Как-то забылись капризные даты, Но посмотри в высоту - Звёздочки, верные наши солдаты, Каждую ночь на посту. Льётся сиреневый сумрак в окошко, Звёздным сорит конфетти. Ночь распласталась ободранной кошкой, Где-то, часов до пяти.
И, собственно, само постельное танго, Поехали:
Лизка-капризка, струна кабестана, Город планеты людей. Я еще помню объятья тумана, Эхо твоих площадей. Бра из неона, из звёздочек-рыбок, Танго-а-секси вдвоём. Ночь захлебнулаь в соцветиях скрипок И улеглась в окоём. Вспомню про это я с Леночкой Ханга, Плюну в сердцах на Ти Ви. Елизавета, постельное танго Нашей скользящей любви.
Лизка-маркизка, букет флер-д-оранжа, Вольно забытый мотив. Я еще слышу визжащее банджо И берегу негатив Старых привычек и прежних улыбок, - Он мой шалом-Айболит. Месяц наструган из тоненьких скибок, Соусом звёздным полит. Движется ночь македонской фалангой, Звёзды горят на щитах. Наше постельное старое танго Кто-то играет в кустах.
Лизка-ириска, букет-икебана, Подиум прет-а-порте. Я ещё чувствую эхо сопрано Где-то из под декольте. Скейт на Советской, кроссовки от Рибок, Блин, я опять на спине! В талой луне столько слов и ошибок, Сколько и в полной луне. Падает звёздочка с правого фланга, С левого — месяц блестит. Наше постельное старое танго Подано — бон аппетит!
Лизка-записка, наш сюр поневоле, Скрипка, рыдай, банджо, плачь! Мало нас в детстве, наверно, пороли Или дарили калач. Аста ла виста, ма бэби! Как гибок Стан твой, а носик курнос. Месяц, зараза, уж больно он хлипок, Звёзды пролил, звездонос. Водку закушаю ломтиком манго - Водка сегодня горчит. Наше постельное старое танго Город танцует в ночи.
Лизка-редиска, наш сюр ирреален, Но ты совсем не Гала. Я не кудахтаю — не идеален, Крошкой лечу со стола. Как же навяз липкий снег под ботинок, Как аккуратна метель! А в небесах бело-рыжий ефимок Звёздную стелит постель. Как опустела в разлуке яранга! Но дотанцуем, давай, Наше постельное старое танго, Ты его не забывай.
15.06.2003
Девятнадцатый
А помнишь, звезды падали а ладонь И сердце билось прямо на ладони, И симбиоз ноктюрнов и симфоний Наяривала лихо фисгармонь? А на рассвете ярко-красный конь И полностью маренговая пони, Не нарушая девственность бегоний, Резвились, будто ветер и огонь. И медленно, как боги по воде, Ушли две тени, вместе? Я не знаю... В какие сны их вывезла кривая, В какие страхи и к какой беде? Теперь понятно, шли они из рая, Разбитого на маленькой звезде.
Обратная связь |
  |
Чёрный СергейЛуганск
Письмо Я любил немногих. Однако сильно. И.Бродский Е.К. 1 Нынче мне звезда изрекла: довольно, Что писать о том, что уже не больно? Мелкий бес в ребре подвывает: хватит, Что писать о той, в роковом закате, Если выбрал эту на роль блудницы, С нею тоже часто тебе не спится. Солнце сядет в гроб, красный гроб за лесом, Ангел-юдофоб убежит к повесам, Цыпа ляжет спать, глядя в телеящик, Ну, и как мне быть с памятью чадящей? Я любил её, оттого и помню, Хоть пробей башкой вход в каменоломню. Неразрывна нить отношений плоти, Если ты любил — не забыт к субботе, Если ты любим, то не ищешь древо Или две ноги, чтоб сходить налево, Не спешишь опять одеваться стильно... Я любил тебя, к сожаленью, сильно.
2 Возвращаться в то, что случилось с нами, Все труднее стало, не оригами Режу сталью ручки, а ткань живую, Если помню, знаю, что существую. Но старуха память уже калека,- Помню образ сна или человека? Вероятность снов и секундной стрелки Исключают даже возможность сделки, Если можно сны напророчить снова, То весна придет лишь весною новой, Той, где нет тебе ни строки, ни места, Но весна придет, как в фате невеста, Возвращая цвет украинским вишням И разлукам — белый совсем не лишний, Только этот, с яблонь — не белый зимний, Он светлее, мягче, скорей, - наивней, Раз теплее солнце, дожди обильны... Я любил тебя, к сожаленью, сильно.
3 В том, что я живой и еще не умер Дребезжит и этот проклятый зуммер - Телефон? будильник? - одно и тоже,- Новый день настал, только тем дороже, Что несет с собой снисхожденье света, Добавляя тень жизни к силуэту. Все почти, что так, как с тобой, в пределах Обновленья формы на тех наделах, Где любили мы и уже не будем Никогда вдвоем, нашим милым судьям Из того окна и с того балкона Не увидеть нас целью Купидона. Солнце льёт над храмом Петра и Павла Тот-же ранний свет молодого лавра, Элежбета так-же взлетает в небо, - Без тебя в соборах ни разу не был. Ты забыла их: Львов, Донецк и Вильно... Я любил тебя, к сожаленью, сильно.
4 Знаешь, столько лет, я дополз давно бы До твоих желёз, до твоих микробов, До твоей судьбы, до своей Голгофы, Позвала бы — сразу забросил строфы, Чтобы больше молча душа не выла, От простых исходных: любовь на мыло. Расстоянья шатки, как миг испуга, Где они довлеют — нужна натуга, Чтобы вновь найти, обрести друг друга, При одной беде — лошади и плуга,- За окном весна и пахать бы поле, Я любил тебя, а теперь на воле. Не скажу, что годы текут не сладко, Как с плаща вода, да и взятки гладки, Но с тобой всегда удавалось больше На большой земле от Твери до Польши. Видно, молод был — оттого двужильный И любил тебя, к сожаленью, сильно.
5 Утверждать, что жизнь без тебя — докука, Не имею права, когда разлука Возъимела смысл в освоеньи речи На семи ветрах дантовой картечи. Я любил тебя и не знаю, право, Чем же ты была счастьем ли, отравой? Наши ливни всех единений слиты, Мы сегодня спим на других орбитах, Мы сегодня дышим иным угаром, Что дарован свыше и то не даром,- Это топят печи, где мы сгораем, В одиночку каждый, платили раем. Не меняя суть отношений в лицах, Ты могла бы мне иногда присниться, Ты могла бы мне позвонить, к примеру, Воскресив на миг не любовь, но веру, В то, что ты еще есть строкой в мобильном... Я любил тебя, к сожаленью, сильно.
6 Все разлуки — тень производных смерти, Если даже фото дойдёт в конверте, Даже если голос услышишь позже,- Это просто смерть придержала вожжи. На земле нас нет, мы давно распяты, Есть лишь ты и я, если быть предвзятым. Ты ушла не так, как уходит время, Обновив наряд, как лысеет темя, То есть, срок не вышел ухода ближней, Просто я оказался ненужный нижний Или верхний — ты часто меняла позы, Принимая стихию любви за прозу. Над твоей страной проплывают гуси, Через пару дней потекут над Русью, На свои пруды, на свои болота Нарожать птенцов под сезон охоты. Мне висеть средь них на своей осине... Я любил тебя, к сожаленью, сильно... 28.05.2010
Город солнца
Ветер звенит в ушах, Тянет позёмкой дым. То ли стекло — гранит, То ли изнежен лоб. Жизнь, ускоряя шаг, Бредит пережитым, В списках своих обид Не повториться чтоб.
Мне отплясать бы свинг, Но не даёт живот. Красный огонь возник - Значит отжат стоп-кран. Панчер зовет на ринг, Да не довёз пилот. Чудится чей-то лик, Грезится чей-то стан.
Я не творил судьбу, веры не предавал, Молча бежал, как пес, рядом у колеса. Но превратился в риф вздорной души коралл, Разъединяя свет, жизни и полюса.
Пешка, идя в ферзя, Тянет победный пул. И, ожидая мат, Можно спустить курок. По остриям скользя, Словно гимнаст Тибул, Выиграл сонм наград И потерял Суок...
Что производит мысль? Томный «Полёт шмеля», Памяти грозовой музыка тишины. Ухает стробоскоп, радует конопля, Двое родных людей лгут на щеке страны.
Переиначить быт — мужество воробья, Сколько бы не чадил эхом простой сюжет, Боль, как всегда, вошла на глубину копья. Просто, как в подкидном — дамою бит поэт.
Запах рождает мысль! Голода — от муки, Душной ванили — страсть, ножницы — эшафот. Бездна твоих желёз, бархат твоей руки, Переродили сны в пару приличных нот.
Что-то не задалась логика октября: Листья еще горят — поторопился снег. Крепкой стеной легли осени и моря, Только кресты, кресты — ужасом наших вех.
Не исчерпали цвет, не измоглись глотнуть Лишней минуты дня белую карусель. За проливной бедой тянется шлейфом муть, В тронных балах ложась кляксой на акварель.
Так неприлична власть всюду сующих нос, Шкаф со скелетом пуст, только рояль в кустах. Тешит мошну гламур и проституток воз В райдерах шелестят, куксятся в прайс-листах.
Все продаётся, гниль выплыла над водой, Можно сказать — говно, но не скажу, учтив. Мы продлеваем жизнь, даже живя с бедой, Что нам вся та напасть гомо и теле див?
Ладно, вернёмся в суть выспренности стиха. Где-то поёт щегол, рядом прошаркал плащ. То ли рябиной сыт, то ли горит ольха, То ли тебя забыл, не уберёг, хоть плачь.
Видимо, прав завет: Не сотвори икон. Идолов не круши В чуждом разрезе глаз. Снова уходит свет Под погребальный звон, Снова поют ножи В ранах о нас, о нас.
Слушают провода чей-то охрипший крик, Чтоб превратившись в звук, в домнах перегореть. Над ивняком седым месяц, зараза, сник, В чадном дыму страстей миру оставив треть.
А на губах твоих звёздной метели вкус. Обобщена грозой логика торжетва. Там, между двух осин, в блёстках молочных бус, Грезится светотень каинова родства.
Бог направляет путь каждого из мирян, И за ущербность дней стоит пролить вино. Но изымая свет с улиц или полян, В тёртой ночной душе бог позабыт давно.
Не уличить никак Ложь золотых времён, Разве подвержен стыд Верности сквозняка? Ветер опять иссяк В дебрях твоих знамён И заблудился гид, Зная наверняка.
Жизнь превращает в лёд Даже тоску побед. Ввязан разрыв-травой В страсть воровской устав. Мы убиваем влёт Низко летящий свет, Памяти гробовой Недра перелистав.
Мысль на краю цветка... Окна глядят на юг. Как улететь туда, Где недоступен рай? Скоро умрет река, Вымрет озябший луг, Словом, опять беда, - Чёткий годичный пай.
Соизмеримо ли Горе, да мал аршин. Сколько не суесловь, Раны Христа в крови. Как не узнать вдали Всю красоту вершин, Так не понять любовь, Не потеряв любви.
Неоднороден рой звёздного вещества, Видишь, опять пылит вечный Чумацкий шлях. Здесь, на твоей земле, может, любовь жива, Но умирает бог на четырёх гвоздях.
Веришь, не тяжело. Кружится листопад, В небе прощальный клин — поздние журавли. Нежность твою забыл в ереси баррикад, Имя твое вознёс и истоптал в пыли...
Видится свысока, синяя, как огонь, Маленькая земля графа Экзюпери. Я для тебя берёг, скатится на ладонь, - Как-то, да удержи счастье земной зари.
То ли слепит аргон, то ли звучит бордо. Девочка со звезды ночи мои сожгла. Я не сумел понять горечи Виардо, И не смогла понять женщина, что ушла... Девочка со звезды, медленно так, ушла...
Ширится забытьё над фейерверком дней. Млечность пустых минут тянет в тоску аллей. Ты выбирала жизнь и растворилась в ней Лучиком золотым в царстве смешном — Солей. Ты выбирала жизнь и растворилась в ней Лучиком золотым в ласковом Цирке Солей. Февраль 2009
Город солнца 2
Там, где рыжий сентябрь обнажает клинки тополей И вороны творят заклинанья предутренней гаммы, Где покой передышки забытой страны Дю Солей И картошечный пар чугунка, и ворчание мамы.
Как уставший подранок, прорвав номера егерей, Ты зализывать боль приползал под родимые своды, Где шесть соток отчизны хранили лопух и пырей, Разделяя и степень родства, и просолку свободы.
Сколько раз ты садился на той, запасной полосе, И шептал обреченно: «Любовь моя, грешная, где ж ты?» И горела земля в шелковистой прозрачной росе, - Это поле надежды, мон шер, это поле надежды.
Там, в компьютерном мире, забытый, как бог, почтальон, Здесь, вернее, она, почтальонка, становится богом. Есть две строчки в письме, а лицо сохранил медальон, Лучше так, не старей, оставайся моей, недотрога.
Лентовидная жуть маеты непрощаюших дней, Все вплетает в венки откровения мокнущей раны. Замолкает звезда и последняя месса о ней, Как обычно у нас, после смерти не знает изъяна.
Словно тлю в янтаре, бережёт эпоксидная мгла Тесный омут петли, ипотечную горечь потери. Здесь когда-то любили, здесь радость когда-то жила, Просто вынесли жизнь старым хламом в разбитые двери.
Либо так, либо эдак, но помнят тепло твоих рук: Кружка, я, постаревший, и фантик конфетной обёртки. Наш алоэ засох, сдохла свинка по кличке Барсук И диванчик любимых рассохся, не зная отвёртки.
Что тебе эта жизнь? Только что эта жизнь без тебя? Гаснут в сером сады, по-осеннему обесголосев. Эмигранты-грачи улетают, совсем не скорбя... Это осень, мон шер, одинокая русская осень.
На томительный пир волшебства набежали волхвы, Чтоб обычную зиму в обычный декабрь напророчить. Мы танцуем порознь шелестящие вальсы листвы, А когда-то — постельное танго в июльские ночи.
Помнишь, кто-то сказал, как распял: Он глашатай любви! Не дай бог никому вознестись на такую Голгофу. Кто дал визу на боль мне? - стучусь я в небесный ОВИР И попутно складирую вверх опустевшие штофы.
Посмотри на стрижей — никуда не летают стрижи. Малой родины птицы хранят домовитую жалость. Я дарил бы тебе обнищающий холод души И щепотку тепла, извини, это всё, что осталось...
Так и длишь на задворках тягучую смоль бытия. В чьём-то круге вращаться я рылом, простите, не вышел. Мерно кружит земля, фотография мокнет твоя, Дождь осенний стучит и стучит в барабанную крышу.
Воровская усталость отыгранных нот в сентябре, На осине качнётся в помятой багрянцевой блузке. Где слова подобрать, в нецензурном каком словаре, Чтоб спасибо сказать, исключительно матерно-русским?
Не пытайся, не веруя, сроки свои отмолить, Не смеши божество, согреваясь домашней лампадой. Как же эти стрижи, городские, умеют юлить Между первыми каплями первых дождей листопада!
Ты кропи меня, ночь, по безлуньям святою водой! В Гефсиманском саду состоится изгнание бесов. Я любил бы ещё! Но любовь не придет Колядой, Только пулей Дантеса, мон шер, только пулей Дантеса.
В журавлиную даль тополиный пылает плюмаж И рябина оделась оранжево-алым, кокетка. И подкинешь монетку в осеннем балу распродаж, Выбирая синицу в свою золочённую клетку.
Как весной пустоцвет, все пьянит силиконовый лоск, В этот ботексный век красоты неестественной плоти. Ты просил теплоты, но холодный тюссоновский воск Оживал под рукой на мгновенье в оргазменной ноте.
Ты — самец-пилигрим, только разве тебе удалось Избежать ритуалы капризно-стервозных высочеств? Но на все небеса лишь с единой в обнимку спалось... Это век одиночеств, мон шер, это век одиночеств.
Ты грешил непорочностью памяти, снятой с креста, И берёг пепелища и ересь разлучной опалы. Здесь какой-никакой, но командовал бог-сирота, В ночь последней любви, нашу ночь на Ивана Купалу.
Построенья свечи обожжёт электрический свет, В схватке равных с окном, ветер даже не двинет фрамугу. Мы сыграли с тобой по-шекспировски вечный сюжет И расстались навечно, с какого такого испуга?
Видишь, плахи дымятся от крови на лбу площадей, Убивает любовь со времён молодого веронца. Бродят тени страстей, захлебнувшихся в Море Дождей... Это город планеты людей в третьем округе Солнца.
… Я любил бы ещё, захлебнувшийся в Море Страстей, На планете Людей, под лучами, щадящими, Солнца...
Апрель 2009
Государыня Елизавета 2
На каком из подходов к формату листа По трактовке сюжета, Я сумел осознать, что сует суета Относима, без приоритета, И к словесным конвульсиям чувства, зане, Слово с чувством и не наравне.
Но преследуя мелочность букв прописных На зависимом поле Слепоты обязательных шор навесных Ростовщицы-кудесницы доли, Всё пытаюсь сложить, как осколки стекла, Сокровенное: как ты смогла?
Абортарий обглоданных мыслей забит Чередой монологов. Без тебя в одиночке судьбы Моабит, - Это много, воинственно много, Для обычной, казалось, трагедии-буфф, Повседневной, как пух или туф.
Безысходность сюжетных прецессий одной - Изначально порочна. Но дороги у памяти нет обводной, Пусть она агрессивна и склочна, Суицидным безумством себе и грозя, И себя изводя донельзя
В ослаблении точной вальцовки минут На объёме событий, Что потом укоснительно всё переврут Приукрашенной верой наитий, Удивляясь другой констатации снов Или яви багровых тонов.
В золотой эскападе годичных колец Истощённых черешен, То апрель-доброхот, то октябрь-оголец, Тот низвергнут, а тот и подвешен, Чередуясь, осыпали стружку времён В падежи подзабытых имён,
Не склоняемых на неродном языке Или в быте совместном, А томящихся где-то, уже в уголке, Как хоругвь, в редком выходе крестном, Что несут, прогибаясь под древком назад, Возглавляя Христос-променад.
В предназначенном месте нет лыка в строке И отсутствует бета В алфавите мистерии при комельке, Государыня Елизавета. Вот свеча, вот вино, возвращайся, споём Лебединую песню вдвоём...
За немой глубиной необжитых зеркал Перемены пространства, Все ясней и ясней проступает оскал, Непрекрытый и тенью жеманства, Экспозиций весёлого Йорика в тон Пустоты негорящих окон.
Сволочь-стрелочник быстро отмерил в часах Годовые лимиты. И, в одно собираясь, лежат на весах Деревяшки двойного корыта, Не наглея — всё в срок, мы стареем, увы, Не следя за палитрой листвы
Специально и пристально, как егеря И кикимора с лешим, Зная каждый отлёт и прилёт снегиря С/на изломы текущих орешин. Что сезоны, мы даже не помним родства, Государыня неторжества...
На истёртых коленях выслушивать дождь Надоело, пресыщен. Я не царь, не пожизненно избранный вождь Над народом, убогим и нищим, Чтобы так подставляясь, скорбеть на юру, Словно в тундре самец-кенгуру.
Ни к чему не приводит стремленье слезы Оторваться от тела. Наблюдая полёт не шмеля, стрекозы, Лепетунья-душа не взлетела Над тоскою нехоженной топи болот И валежником с грудой колод,
В коих мечется будущность ужаса плах И предчувствие красной Теплоты, истекающей с нижних рубах, Не всегда — отчего бы? - согласной С веским выводом кратких обид топора Или долгих обьятий костра.
Ох, не спрятать за внешним изяществом фраз Весь сумбур эпопеи, Почему-то затронувшей именно нас, Среди прочих сожителей Геи, В тот, единственно неоспоримый, приход Ощущений телесных щедрот.
Пунктуальность не радует, время зари Обожгло, оборвалось. А куда улетели твои снегири?.. Что должно — то ушло и осталось, Изъязвляя отмеренный круг бытия Повтореньем экспрессий нытья.
В обоюдных расправах над вечностью мгла Побеждает, конечно, Изымая прижитый осколок стекла Из надорванной мышцы сердечной. И всё это — в обычной сумятице дней И звездой, не сгоревшей над ней.
Вероятность возврата — искомое для Уравнений исхода. Переменные страсти на данность деля, Возвращений не знает природа Человеческой сущности, не мудрено, Ибо жизнь — это жизнь, не кино;
Представляя размеренный список хлопот Выживания тени, Каждодневно теряющей слезы и пот В маете прописных огорчений, Что вдвойне ощутимее без теплоты, Той, которой делилась и ты.
Всё не так, государыня, как всё не так! Снисхождение света Мы сумели похерить, как некий пустяк, Подаяние мелкой монетой, Растеряв в абрикосовом белом раю Неделимую нежность свою.
В городские сюжеты вмещён календарь С переменой погоды, А куранты опять колоколят: Ударь! Это годы, сударыня, годы, Безлюбовно-нахально прожитые дни, Но, увы, отошли и они.
Ареал обитания каждой беды Оспорим, при желаньи. Только сколько морей опреснённой воды Протекло за период камланий Трубадура-поденщика не госпожи, Но сиятельной милости лжи... 19-20.01.2011
Восемьдесят шестой
И если бедность измеряют в снах, То я богат, как Крёз или Рокфеллер. Дарю тебе гортензии и клевер, Охапками, как вотчины, монарх, Лицо твоё леплю на орденах Святой Елизаветы, Донны Север, И на моих фрегатах каждый леер Рисуется в каштановых тонах. И склянки бьют, и поднимают флаг Твоей, елизаветинской эпохи; Как шили солнце при царе Горохе, Твой образ шьют на главных парусах. И здравицы тебе слагают боги, Придуманные мной на небесах.
Мы отныне теперь и здесь:
Гирлянова Ирина. Слоны и не только http://novlit.ru/girlyanovaira Гонтарева Людмила. Дрессировка мужчины http://novlit.ru/ludmilagontareva21 Гонтарева Людмила. Мы войну объявим только завтра http://novlit.ru/ludmilagontareva2 Гонтарева Людмила. Я была три тысячи лет вперёд http://newlit.ru/~gontareva/4166.html Грибанов Анатолий. Шествие по ночному городу http://novlit.ru/gribanovanatolyi1 Грувер Аня. Всё запредельно Пасенюк Вячеслав. На два голоса http://novlit.ru/pasenyukvyacheslav Пасенюк Вячеслав. Второй привет пульcара http://novlit.ru/pasenyukvyacheslav2 Рак Александр. Звёздная лавка Рак Александр. Неевклидова геометрия http://novlit.ru/rakaleksandr2 Сигида Александр. Сон при солнце http://novlit.ru/aleksandrsigida Сигида Александр. Нечто новое http://novlit.ru/aleksandrsigida2 Синоптик Сергей. Прогноз погоды Смирнова Анастасия. Небо шестое, последний этаж http://novlit.ru/anastasiyadekabrskaya Сусуев Геннадий. Глокая куздра http://novlit.ru/susuevgennadiy Ткаченко Юрий (Перехожий). Нотатки паладина http://novlit.ru/tkachenkoyuriy Чего же ради Чего же ради 2 https://sites.google.com/site/cegozeradi2 Чего же ради. Новый СТАН. Центральный сайт Чёрный Сергей. Государыня Елизавета Чёрный Сергей. Городские сезоны Чёрный Сергей. Лирика донбасских подворотен Чёрный Сергей. Сто сонетов Елизавете Каплан http://newlit.ru/~chyorny/4487.html
|
|
|
|